Известия
В пятницу Госдума в первом чтении приняла закон "О защите конкуренции", который призван стать основным нормативом в антимонопольной политике. Основные баталии еще впереди, но норматив может быть принят уже в декабре. Об этом, а также о том, с кем фактически борются антимонопольщики, обозревателю "Известий" Анне Калединой рассказал руководитель Федеральной антимонопольной службы РФ Игорь Артемьев.
- Почему на разработку законопроекта ушло больше года?
- Слишком много желающих подождать. Ряд крупных компаний прямо заявили, что закон противоречит их интересам. Думаю, что сопротивление и давление с их стороны на стадии рассмотрения Госдумой будут только возрастать.
- Каким образом компании могут оказывать давление на процесс прохождения законопроекта?
- Разными способами. Представители компаний лоббируют свои интересы в Госдуме, жалуются на нас президенту и правительству, устраивают PR-акции на радио и телевидении. Так что борьба идет и будет только усиливаться. Но если олигархические структуры добьются своего, закон будет изуродован. Это будет означать конец реформы.
- Что же так пугает крупные компании?
- Во-первых, по нашему замыслу закон в полной мере распространяется на естественные монополии. Во-вторых, компании хотят, чтобы в законе определение товара сузилось вплоть до того, чтобы считать товаром только то, что продается в магазине с этикеткой. В-третьих, конечно же, штрафы (могут возрасти в 1000 раз. — "Известия"). Это очень трудный закон: там используется множество экономических определений. Человеку, незнакомому с этой спецификой, просто будет трудно понять. А тут придется разбираться в том, что такое "справедливая рыночная цена". Это понятие ничего не скажет человеку, незнакомому со стандартами GAAP. И на этом обязательно попытаются сыграть монополисты. Знаете, какая у них мечта? Чтобы закон о конкуренции был принят, а закон о штрафах так бы и остался на бумаге.
- А что сейчас происходит с законом о штрафах?
- Его рассмотрение правительством было отложено, и только благодаря вмешательству председателя правительства закон, вероятно, будет рассмотрен правительством летом. В правительстве есть мнение, что такие штрафы отпугнут западных инвесторов.
- Может, мы просто переносим свои психологические проблемы на западных инвесторов? Тому же Биллу Гейтсу его монополизм влетает в копеечку, но он платит.
- Совершенно согласен. На Западе понимают, что за все надо платить. А у нас еще совсем недавно ногами открывались двери во властные кабинеты. Ведь кто такие олигархи? Те же монополисты, только приблизившиеся к власти.
- В вашем варианте содержатся все рычаги, чтобы бороться с монополизмом, или необходимы еще добавления?
- В идеале нужно ввести еще некоторые пункты. В Европе и Америке антимонопольные органы — это силовые структуры, занимающиеся оперативно-розыскной деятельностью. Мы на это не претендуем. Сейчас нам было бы очень важно улучшить отношения и усилить совместную работу с Евросоюзом, чтобы контролировать сделки, которые заключаются за рубежом и влияют на российский рынок. И вообще нам надо учиться лучше разбираться в глобальных рынках. Это направление на ближайшие 10 лет будет приоритетным.
- А если говорить о приоритетах ФАС, вам не кажется, что служба по большому счету борется с государством, так как везде где оно, там и монополизм?
- Мы боремся не с государством как с институтом, а с одной из разновидностей государства, а именно государственно-монополистическим капитализмом. Мы против развитого социализма в экономике. Это в СССР было высшей доблестью сконцентрировать все рычаги наверху, сложить в одни руки и создать горизонтальные и вертикальные интегрированные структуры. Мы против того, чтобы госкомпании, аффилированные с чиновничеством, правили бал в экономике. Такая форма делает экономику неэффективной. В конечном итоге Россия может оказаться в закоулках третьего мира.
- Но в последний год государство как раз увеличивает свое присутствие в бизнесе?
- Трудно сказать. С одной стороны, количество государственных унитарных предприятий сокращается, а частных растет. С другой — естественные монополии, такие как "Газпром", укрепляются, становятся, на мой взгляд, еще более неестественными. А РАО "ЕЭС" реформируется и готовится по сути к ликвидации, как естественная монополия. Создается впечатление, что мы движемся в различных направлениях в разных секторах экономики. А сумма сил, направленных в противоположные стороны, равна нулю. Сейчас важно определиться: собираемся мы открывать экономику и вступать в ВТО или дальше будем строить закрытую экономику. А тогда будет легко решить и конкретные вопросы: продавать Связьинвест или нет, сохранить под стратегическим контролем государства "Газпром", как это сейчас решено, или изменить ситуацию.
- Увеличив свою долю с 39 до 51% в "Газпроме", государство, похоже, уже определилось с направлением? Кстати, вы дали разрешение на эту сделку?
- У нас ходатайства пока нет. Но я уже говорил, что никакой проблемы с разрешением с нашей стороны не будет. Если государство хочет иметь контрольный пакет в "Газпроме", то никто ему это запретить не может. Антимонопольное законодательство тут ни при чем. "Газпром" как был естественной монополией, так ею и останется.
- И, по вашему мнению, это правильно?
- Мы делали большой доклад на совете по конкурентоспособности при премьере правительства о том, что прямое государственное участие в бизнесе должно быть максимально ограничено в течение трех-четырех лет. Мое личное мнение: в руках государства должны оставаться только часть оборонной промышленности и естественно-монопольный компонент. В газовой отрасли — это труба, в транспортной — рельсы, мосты, тоннели, в энергетике — электрические сети. Только при таком подходе и публичной форме компаний может быть обеспечен недискриминационный доступ к ресурсам. Иначе получается, что компании, которые в силу исторических обстоятельств "сели" на эти трубы, шпалы и рельсы, создали частные монополистические структуры. Я уверен, что бизнес во всех отраслях может быть конкурентным.
- Вы считаете, что это возможно в ближайшее время?
- Мой прогноз такой — проблем будет множество, но реформы электроэнергетики и железнодорожного транспорта состоятся и достигнут результата. Последствия реформирования дальней и междугородней связи мы увидим уже в ближайшее время. А вот реформу "Газпрома" я в ближайшем будущем не вижу.
- А хотя бы правила недискриминационного доступа к трубе смогут улучшить ситуацию?
- Конечно, они улучшат положение дел для независимых производителей. Это хорошо видно на примере энергетической отрасли. Подписал глава правительства новые правила — и мы наблюдаем хорошую правоприменительную практику. Судам стало проще трактовать, что является недискриминационным доступом. Но какие бы прекрасные правила мы ни подготовили, неотлаженная необходимым образом госмашина и решение конкретных высших менеджеров могут все перечеркнуть. Нынешние правила недискриминационного доступа в газовой сфере написаны в 1997-98 годах. Практика показывает, что они себя не оправдывают, и дискриминация процветает. Сейчас совет директоров "Газпрома" в лице Дмитрия Медведева признал необходимость изменения правил доступа к трубе.
- А что изменится для независимых производителей?
- Главная задача — сделать доступ к трубе максимально технологичным. Взять хотя бы технические условия подключения. Сейчас они часто выдаются на 1-2 года. А мы говорим, почему нельзя увеличить срок до 10 лет? Нет, необходимо обновлять разрешение каждые два года, а это рождает коррупционный потенциал. К тому же нынешний подход сдерживает инвестиционный процесс, так как инвестор не решается вкладывать средства, которые окупятся, к примеру, через 8 лет, если видит перспективу только на 2 года.
- А вы обращаете внимание на то, что в совет директоров различных компаний входят высокопоставленные чиновники?
- Безусловно. По закону мы должны следить за аффилированностью, определением группы лиц, одно из которых включает и членство в совете директоров, в том числе и госчиновников. Считаю, что присутствие чиновников в управленческих структурах оправданно только в компаниях, относящихся к естественным монополиям или олигопольным структурам, которые нуждаются в радикальных реформах. Это необходимо, чтобы не позволить некоторым крупным компаниям паразитировать на имуществе, доставшемся в силу определенных исторических процессов.
- А есть ли у вас рычаги воздействия на локальные власти, которые зачастую из своего положения делают хороший бизнес, торгуя льготами и преференциями?
- У нас есть в действующем законе статья, которая не допускает предоставление необоснованных льгот или преференций отдельным компаниям. За последние 10 лет 52% всех возбужденных антимонопольными органами дел относилось к искам против чиновников. Примеров множество, когда локальный орган власти учреждает компанию, вливает в нее деньги и предоставляет льготные условия при договоре аренды. Другие компании в таких условиях просто уходят с рынка. Результат макроэкономики — развал рынка, падение темпов роста в регионе. А сама компания процветает. Но ликвидировать ее мы не можем — только оштрафовать за недобросовестную конкуренцию. Ликвидировать компанию могут только местные власти, которые этого не делают, так как зачастую ее собственниками являются их родственники.
- А что для вас вообще первично — защита интересов бизнеса или потребителя?
- Мы защищаем рынки, но в конечном счете мы на стороне потребителя. Сплошь и рядом интересы производителей и потребителей вступают в противоречие. Правильный тезис о защите отечественного производителя иногда приводит к обратному результату. Вот вводятся квоты на импорт мяса, и наш производитель повышает цены на внутреннем рынке. В таких случаях полученные доходы могут вывозиться за рубеж, а не направляться на улучшение качества продукции. Поэтому потребитель страдает дважды. Мы выступаем против такого непродуманного протекционизма.